“С ними по-хорошему нельзя” – хороший полигон для теоретизирования, что именно считать ирландской литературой. Псевдоисторический (а на самом деле вполне абсурдистский) роман 1947 года якобы о Пасхальном восстании, которое делается силами массовки из “Улисса”, написанный якобы ирландкой, хотя сильнее всего отдает мини-романами Бротигана. Читал ли Бротиган Кено – при этом вопрос. Написано без особого сочувствия к обреченным, как обычно и бывает с абсурдистскими романами, каковые потом начали считать “чорным йумором”, зато с лихим балаганом на каждой странице и кровавой кучей трупов.
Но – непонятное: Блэскет, Коннемарра, Сэндимаут, отсутствие системы в англицизмах, какие-то кривые пояснительные рассуждения в сноске про Анку, в другой сноске зеленый почему-то называется “национальным цветом Ирландии”, гунны вместо, я подозреваю, фрицев… Автора упрекнуть в подобных неточностях затруднительно, потому что во многом остальном он точен: например, знает о существовавшем тогда вокзале Северной Стены. Так что, похоже, у перевода Кислова просто не было редактора, хотя на техполосе их значится целых двое. А сам перевод лих и, я полагаю, аккуратен. Но вот поди ж ты, в Ирландии переводчик не петрит.
“Интимный дневник Салли Мара” – превосходный языковой балаган, “полный трагизма”, как написано в аннотации, хотя на самом деле трагически здесь только глупости с английским и ирландским. Но если несуществующие ирландские слова в самом тексте можно приписать ненадежной рассказчице, этот ирландский язык изучающей (как, впрочем, и французский), то зачем нужно было выдумывать несуществующие английские (или их значения, которых не бывает) в комментариях переводчика, меня бежит. Кроме того, там без видимой логики по тексту гуляют виски и уиски, а кекуок в комментарии вдруг становится “традиционным ирландским танцем”.
Но вообще это, сказать правду, один из самых смешных романов, какие мне доводилось читать, эдакий гибрид “Поющих Лазаря” (этот роман уже написан) и “Дневника Адриана Моула” (этот еще нет). Задаваться вопросом, как я жил без него раньше, бессмысленно, но если у вас в организме недостаток смешного, то вам сюда. Ну и чтение это очень, конечно, раскрепощает, так что за лихость слога (ну и за послесловие) Кислову кое-что можно простить.
последний призыв: наш показ состоится, несмотря на сомнения до вчерашнего дня, так что и вы приходите. “ВВГ” сказали, что они наладили кондиционер, а это по нынешним погодам важно. показ даже “Год литературы” упомянул, а в 17 мы будем тут – так что Блумдню быть
Красную площадь тоже не упразднили, поэтому в субботу (19-го) мы будем скакать по ней на сходке у “Фантома”, но про это я отдельно еще доложу
между тем наш трогательный телеграфист продолжает расшифровку “Радуги тяготения” – и дошел до главы 4.3. увлекательная конспирология на марше, лично меня очень трогает
а здесь подборка иллюстраций к “Тоннелю”: вот, в частности, витрина, которую разбил Колер:
как ни странно, эту сагу о пришельцах я раньше не видел, а она как минимум занимательна (и представляете, как этот творческий коллектив выиграл бы от присутствия в нем Кришны Даса):
пока ничего не отменили, так что приходите завтра смотреть кино, у нас все готово. ру-субтитры, кстати, новые – Шаши выровняла их с переводом Хоружего (заодно и его память почтим). вот здесь лучше уточненно отметиться
все-таки прекрасную провокацию мы когда-то провернули, выпустив пару романов Нёхоффа – якобы о Синатре и якобы о Сэлинджере. люди верят до сих пор, что оба они были мерзавцами. …спойлер: на самом деле, конечно, оба они – персонажи Нёхоффа, а не фигуры из жизни, но русский читатель об этом не догадывается до сих пор
— А что тебе нравится из прозы? — Джек Керуак «Ангелы опустошения». Моя любимая книга. Читал ее примерно пять раз. И когда писал свои книги – «Осколки одной кометы», «И звезды отвернулись», для меня «Ангелы опустошения» была настольной книгой, в которую я периодически заглядывал и подсматривал интересные обороты и другие прикольные вещи. Керуак – один из любимых писателей. Он привнес в меня, как в писателя, огромный вклад.
надо бы, наверное, почитать этого поэта, я о нем раньше никогда не слышал
а теперь страничка традиционного юмора:
Вряд ли Минаев «выскочит» из этого амплуа «писателя поколения»: так американец Джек Керуак (1922–1969) навсегда остался автором своего первого романа «На дороге» (1957), хотя позже выпустил другие книги, являющиеся вариациями на ту же тему контркультурного бунта хиппи.
это у нас издание “Литературная Россия” много понимает в мировой литературе (но хоть название угадали – и то хорошо)
еще раз – я было думал, что русское театральное хэнкобесие ушло в прошлое вместе с чумным годом, но нет:
Сейчас я читаю книги и материалы, связанные с темой спектакля, который мы репетируем в «Гоголь-центре». Это постановка – компиляция из рассказов, биографических фактов о писателе Чарльзе Буковски. Мы покажем один день из его жизни.
страшно подумать. …все звезды “Содержанок”, блять…
УЛиПоческие экзерсисы с контаминациями поговорок + текст, который может из них получиться. Сами-то бон-мо на выходе вполне потешны, а вот текст на основе их лексики – не очень. Это примерно так же увлекательно, как наблюдать за лава-лампой или рассматривать фракталы – какое-то время забавно, но быстро надоедает. Зато пока забавно, не нужны никакие наркотики. Так и тут. Хотя с третьей стороны, не такова ли вся традиционная поэзия с ее порой причудливыми размерами и рифмами? Просто здесь этот условный фалеков гендекасиллаб с рифмовкой рондо через два с половиной интервала на рисовой бумаге становится трехмерным.
Рассматривать черно-белого бульдога Алекса Каца на каждой четной странице – тоже примерно такой же фан, как слушать сериализм, а в мультик он не складывается, если быстро листать, я проверял.
Кислов предлагал расшифровывать УЛиПо как “увеличение литературной потенции”, но, как и многие экспериментальные попытки поверить алгеброй гармонию, эта, я бы, решил, не весьма удалась. Потенция тут как-то увяла. Хотя, к чести Мэтьюза, следует отметить, что заигрываться в эти игры он начал раньше Данилевски с его формальными “Революциями”.
Fun fact: “Избранные декларации зависимости” вышли в один год (1977) с другим экспериментом – “Плюсом” Макэлроя, и, надо сказать, нечто общее в их интонационной глоссолалии имеется. Урок из этого извлечете сами.
а однажды вечером, читаючи, мы перед сном развлеклись переводом двух стихотворений отсюда:
“Царство слепых вымощено благими намерениями:
В царcтве слепых хоть горшком называй;
В царстве слепых Бог располагает”.
– Была б честь предложена, а одноглазый – король.
В царстве слепых немногие призваны.
В царстве слепых моряку не по нутру:
В царстве слепых не везет в любви.
Многие званы, но одноглазый – король.
В царстве слепых обей все пороги.
В царстве слепых хоронят своих мертвецов.
Царство слепых – то немцу смерть.
На дороге в Ад одноглазый – король.
(пер. мой)
Дорога в ад носок прочищает.
Дорога в ад раньше тебя родилась.
Дорога в ад мастера боится.
Дорога в ад начинается у тебя под ногами.
Дорога в ад вымощена лежачим камнем.
Дорога в ад одного не ждет.
Дорога в ад небитого везет.
Дорога в ад дырочку найдет.
Дорогу в ад маслом не испортишь.
У дороги в ад есть свои плюсы:
Дорога в ад не сразу строилась.
По дороге в ад со своим самоваром.
Второе издание сборника короткой прозы, сильно выигравшее от того, что один рассказ уехал на положенное ему место в “Избранных декларациях зависимости”. Все тексты здесь, как и обещает издатель своим названием, – анти-классика и анти-традиция. Гениальны его микроэтюды о мастурбации и разнообразные воспоминания о Жорже Переке, а эссе об УЛиПосских принципах перевода просто великолепно и написано в духе Гая Давенпорта. Кстати, в какой-то части эти принципы совпадают с омофонными переводами Луиса Зукофски из Катулла, а вообще становится всеобъемлюще понятно, что “формализмом” и “буквализмом” в переводе наши ревнители устоев называют совсем не то, что нужно бы. Вот его-то и надо будет на досуге перевести.
Автобиография тоже превосходна.
Нарративную поэзия все ж читать бывает рискованно, потому что велика вероятность не попасть в настроение или ситуацию автора, а проассоциироватьс себя с этим часто бывает невозможно, потому что автор у нас индивид, а не массовик-затейник. С лирикой тут проще, ибо эмоционально-сюжетный диапазон у нее узок и, в общем, всегда знаешь, чего ждать, тем паче если лирическое высказывание едино и цельно, а еще лучше – красиво и предсказуемо оформлено.
А тут нет, к тому же, если стихи эти собраны из разных книжек и циклов за 30 лет – и если не забывать, что до того, как взять на себя формальные обязательства организации текста по-УЛиПосски, он был близок к Нью-Йоркской школе, а та во многом сознательно и последовательно лишала сюрреализм человеческого лица. И да, читая этот сборник Мэтьюза, сознаешь в очередной раз, насколько обесценены слова. Кроме тех случаев, когда он начинает ими играть.
Но сборник, конечно, потребует более пристального чтения, а значит – перевода, я по-другому не умею: только залезть в текст обеими рукаии по локти, разобрать его и собрать заново.
…да, много поэтических книжек вы знаете, у которых обложка – практически натюрморт из знаменитой “Книги о вкусной и здоровой пище”? То-то же…
Первый (хотя на самом деле фиг знает; они вышли практически одновременно с “Эмиром”, который, говорят, еще эксцентричнее) “поэтический роман” английской “исчезнувшей поэтессы”, чьи остальные романы сейчас практически невозможно найти (хотя поэзия и короткая проза переизданы, так что надежда есть). Написан он драгоценно, хотя отнюдь не ради интриги или сюжета, а ради языка, и читать его лучше соответственно неспешно.
Роузмэри Тонкс – продолжательница жанра и духа “комедий манер” не столько Ивлина Уо, сколько Уильяма Джерхарди, который своей интонацией обязан, конечно, Чехову, а легкой абсурдинкой – Гоголю. А поэтому каждая фраза у нее звонка и остроумна, их цитировать не перецитировать.
И фигура экзальтированного и злоязыкого библиотекаря Жерара, “лишнего человека”, брюзжащего на всех и вся, очень симпатична и вневременна. Эдакая смесь Печорина с Чацким, только остроумнее и с нескончаемым внутренним монологом. И он отнюдь не персонаж де Куинси, а “опийные туманы” заглавия – это вовсе не “вьется опиумный дым”, как можно себе представить. Там все чуточку сложнее, конечно.
А ключ к роману отыскивается чуть ли не в самом конце, когда становится понятно, что обобщенные “The Young”, проживающие в больших количествах в доме Д-ра – это явно компания каких-то веселых прото-рок-музыкантов вместе с “Их Сатанинским Величеством”. Это они вводят в ткань романа пространство пост-модерновой свободы – и сразу становится как-то легче дышать, ибо душный “опийный туман” остался явно в прошлом.
Вся Тонкс сама, конечно, – превосходный кандидат для “женского проекта” “Инспирии”. Вот Брэд Бигелоу о ее книгах – он чуть ли не единственный ее читатель сейчас: https://neglectedbooks.com/?tag=rosem…
“Эсквайр” рекомендует читать “Искатель” Таны Френч (они показывают скучную обложку оригинала, но наша, работы Андрея Бондаренко, уже практически готова, так что скоро покажем правильную)
телеграфист Кляйнцайт прочел “Пидора” Барроуза, хотя мы думали, что это уже невозможно (а что значит слово “джанки”, мы не знаем до сих пор)
о грустном: мы все пропустили, но несколько дней назад умерла Фридерика Майрёкер, подруга Эрнста Яндля. мы ее публиковали в “Лавке”, когда это не было ни прибыльно, ни популярно. а теперь ее даже с двумя “к” пишут, непонятно, почему
праздник, который всегда с нами: мы опять в лонглистах премии “Мастер”:
Проза: Шаши с Патом Инголдзби (который, технически говоря, не проза) и Стивеном Фраем, я с Керуаков (которому, технически говоря, 30 лет) и Рейчел Инглз
Поэзия: Шаши с Патом Инголдзби (вот тут он на месте)
а вот другой список, позначимее: топ майских продаж дружественного лабаза “Во весь голос – Москва”: в нем “Книга томления” Коэна, “Учения Дона Б.” Бартелми и “Бродяги Дхармы” Керуака
трогательный телеграфист продолжает читать “Радугу” и двигать вперед науку конспирологию при поддержке Уайзенбёргера, браво
а тут удивительное: “Отвратительные мужики” разбирают “На дороге” Керуака (в честь юбилея). не без глупостей, конечно:
Первый перевод On The Road авторства Веры Ефановой, появился еще в советскую эпоху…
не появился. это были два фрагмента
(также распространен перевод Анны Герасимовой, но мне не попадался)
был бы распространен – попался бы.
ну а самое потешное тут – это загадка “Гоустона”, которая не дает нашему обозревателю покоя. т.е. река “Гудзон” его не смутила, а “Гоустон” смутил. логика у него тут, конечно, всхромнула. попробую пояснить. а все из-за того, что нынешний издатель настаивает на “традиционных” написаниях имен и топонимов, но рекомендательные списки того, что считать “традицией” предоставлять отказывается. поэтому берем “традицию”, которая издателю ближе, но берем ее последовательно. только и всего. я ответил?
